Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 (СИ) - Шульман Нелли (читать книги бесплатно полные версии txt, fb2) 📗

– Очень хорошо, что вы приехали. Первый танец мой, не забудьте… – мисс Вера бросила взгляд на его килт:

– Я не умею, – она вздохнула, – не умею танцевать, как у вас принято. Я давно не танцевала… – женщина помолчала, – с военных времен… – Мэдисон ответил:

– Я уверен, что вы не забыли шаги вальса… – она действительно не забыла:

– Пришел волынщик, я ее учил нашим танцам… – ветер играл ее распущенными волосами, – она даже выпила немного виски… – на поездку к Лох-Ломонду Мэдисон уговорил ее за гостиничным завтраком:

– Никаких вечерних поездов в Лондон, – сказал он, – нельзя в первый раз приехать в Шотландию и просидеть все время в Глазго. Я возьму напрокат машину, посмотрите на наши озера… – на заднем сиденье остина стоял ее саквояж:

– В пабе сдают комнаты туристам, – вспомнил Мэдисон, – оставь, ерунда. Она достойная женщина. И вообще, посмотри на себя. Ей сорока не исполнилось, а тебе пятьдесят, зачем ты ей нужен… – спустившись к пристани, они обнаружили на двери паба рукописное объявление:

– Сегодня танцы с живой музыкой, соревнования по дартс и лотерея… – мисс Вера хмыкнула:

– Интересно, что за призы… – Мэдисон подмигнул ей:

– Билетики по десять пенсов. Я куплю десять штук, чтобы наверняка… – Вера выиграла тартановый шарф:

– На свадьбе я видела, что у вас так носят… – она приколола шарф к будничному, серому платью, – это цвета какого клана… – Мэдисон ловко открыл доставшуюся им на второй выигрышный билетик бутылку шампанского:

– Дугласов, здешнего клана, равнинного. Я из Маккензи, – он махнул на север, – нас раньше называли дикими горцами. Мой тартан похож на этот, только с зеленой полосой… – мисс Вера заметила:

– Но сюда вы килт не надели, мистер Джеймс… – он щелкнул зажигалкой:

– Не надел, не значит не взял, мисс Вера. Завтра мы побродим по здешним холмам, килт для таких прогулок удобнее всего… – он ощущал лучи солнца на лице, в голове зазвучала волынка:

– В пабе играли нашу музыку. Она не знала слова, но быстро подхватила. У нее хороший слух, она поет Чарли эту песню, как колыбельную. Чарли мы привезли оттуда, с Лох-Ломонда… – Вера сначала не хотела свадьбы:

– Это вас ни к чему не обязывает, мистер Джеймс, – вспомнил он неожиданно твердый голос, – я взрослая женщина, я знала, что может случиться в таких… – она неизвестно зачем пошарила среди папок на рабочем столе, – в таких обстоятельствах. Но я считаю недостойным скрывать этот факт от вас. Такое поведение не красит леди…

Она попыталась подняться. Мэдисон усадил ее на скрипучий канцелярский стул:

– Не факт, – сварливо сказал он, – а наш ребенок, мальчик или девочка. Хватит болтать ерунду, я сейчас напишу объявление в газеты… – Вера зарделась:

– Люди посчитают и поймут… – она все-таки встала. Немедленно заняв стул, Мэдисон усадил ее к себе на колени:

– Пиши ты, тебе удобней… – он кивнул на машинку, – а насчет людей, меня не интересует, кто что себе посчитает… – затрещали клавиши, он поморщился:

– Как там в песне? Я и моя любовь встретимся снова, на прекрасных берегах Лох-Ломонда. Вряд ли теперь получится. Как жалко Веру и малышей… – он не хотел открывать глаза, не хотел видеть лицо Кепки, Наума Эйтингона:

– Русские его не расстреляли. После ареста Берия его сунули в тюрьму, а теперь используют для грязных дел вроде моего похищения… – солнце, светившее в лицо, было мощной лампой:

– Меня пока не били, не пытали. Пытки начнутся позже, если не сработает дрянь, которую они мне ввели. Им надо быть осторожными, не все травмы и следы на теле можно объяснить автомобильной аварией или несчастным случаем. Хотя им, разумеется, наплевать на ноты протеста… – над ухом раздался требовательный голос:

– С кем ты встречался в Нескучном Саду? Быстро говори имя… – Наум Исаакович прислушался. Прикованный к стулу Мэдисон что-то бормотал:

– Он второй час лепечет песенку… – Эйтингон взглянул на хронометр, – он сильный человек и пока сопротивляется лекарству. Но средство Кардозо еще никого не подводило. Он в наручниках, ничего он мне не сделает…

Наум Исаакович кивнул врачу, вызванному на дачу с Лубянки: «Еще дозу».

Набухшие непогодой тучи повисли над улицей Архипова. Выйдя на щербатые ступени главного входа в хоральную синагогу, Павел Левин затянул вокруг шеи кашемировый шарф:

– Теперь солнца не дождешься, – хмыкнул парень, – сначала зарядят дожди, потом пойдет снег. Бабье лето закончилось… – на синагогальной кухне он передал Фаине Яковлевне две пустые, вместительные авоськи и свернутую треугольником записку от Лазаря Абрамовича:

– Записки не разрешают, – ахнула женщина, – реб Лейзер проходил первую экспертизу в институте Сербского. Я помню, что им не позволяли письма… – Павел широко улыбнулся:

– И сейчас не позволяют. Ловкость рук, Фаина Яковлевна… – он подмигнул женщине, – и никакого обмана. Я мог бы пойти в цирковое училище, стать фокусником… – Павел собирался на восточный факультет университета:

– Если Лубянка позволит мне учиться дальше, – мрачно подумал он, – а не запрет меня на зоне, шлепать фальшивые документы, как гестапо сделало с Иваном Ивановичем… – интернатский учитель труда родился в Берлине. До прихода Гитлера к власти он владел часовой мастерской:

– Меня арестовали, как наполовину еврея, – вздохнул преподаватель, – хотя моя мать крестилась до моего рождения. Но нацистам на такое было наплевать… – герра Нолле держали неподалеку от столицы, в концлагере Заксенхаузен. Раз в месяц его вывозили в город, на встречу с женой и детьми:

– Пока я работал на СС, они оставались в безопасности, – заметил учитель, – я бы сделал, что угодно, только бы нацисты не тронули моих близких… – Павел подумал, что поступил бы так же ради сестер. Жена и дочери немца не могли покинуть рейх:

– Их бы не выпустили за границу, да и меня они бы не оставили… – пальцы порхали над разобранным часовым механизмом, – когда меня арестовали, девочкам исполнилось пять лет и два года… – в сорок третьем году дочерей герра Нолле с другими берлинскими евреями депортировали на восток:

– Их послали под Прагу, в Терезиенштадт… – учитель посмотрел вдаль, – моя жена была немка, но она не могла бросить девочек… – еще полгода Иван Иванович получал открытки из Чехии:

– Потом они замолчали… – преподаватель повертел очки, – думаю, что их… – поведя рукой, он добавил:

– Меня освободила из лагеря Красная Армия, за что я всегда буду благодарен стране советов… – Павел подозревал, что герру Нолле, как работавшему на СС, просто впаяли десятку:

– Никто не стал разбираться, как он оказался в бригаде фальшивомонетчиков. Впаяли, продлили срок и сунули в наш интернат…

Герр Нолле, десять лет подделывавший документы для службы безопасности рейха, свое дело знал. Он научил Павла правильно обращаться с бумагой, готовить растворы для сведения чернил, писать разными почерками:

– Я, как Леонардо, все делаю обеими руками, – гордо подумал Павел, – герр Нолле похвалил бы мой новый паспорт…

На свет появился гражданин Бергер, Павел Яковлевич, уроженец города Москвы, старше Павла на четыре года. Передачи принимали только от совершеннолетних родственников арестованного. Лазарь Абрамович родился в тогда польском Вильно, однако Павел решил:

– Его брат Яков мог жить в России, а у брата мог родиться я… – происхождение Павла в приемной московской милиции никого не волновало. Едва просмотрев документ, дежурный кинул паспорт на пластмассовую, потрескавшуюся тарелку:

– Ваш родственник переведен в больницу Кащенко для экспертизы… – громко сказал он, – обращайтесь туда, гражданин… – бабки с кошелками, в очереди за спиной Павла, зашушукались. Юноша только презрительно фыркнул. На Загородном проспекте его паспорт вызвал еще меньше интереса:

– Свидание раз в неделю, – лениво зевнула медсестра, крашеная блондинка, – сегодня будете встречаться? Распишитесь, где галочка, что подтверждаете прием передачи… – поставив закорючку, Павел кивнул: «Да». Ему надо было предупредить ребе Лейзера об отъезде жены и дать ему знать, что о Фаине Яковлевне позаботятся. В комнате для свиданий болтался санитар. Павел только заметил: